Белозерье в 1930-е

Жизнь и труд в колхозной клетке

                  ЖИЗНЬ И ТРУД В КОЛХОЗНОЙ КЛЕТКЕ

«С первых шагов экономической деятельности обобществлённая деревня явила такую ужасающую бесхозяйственность, на которую способен только колхоз. Безхозяйственности было много, но глаз к ней привык.

Осевшие и подгнившие дома или вообще исчезнувшие с лика деревни, как выпавшие зубы; развороченные околицы, упавшие огороды, ежегодно весной укрепляемые; остовы брошенной сельхозтехники; утопающие в навозе фермы; колхозная конюшня, соломенную крышу которой лошади объедали до звёзд – вот природно-социальный ландшафт моего детства, юности, сливающийся с понятием родины и ещё чего-то почти святого.
А газеты писали о массовом трудовом энтузиазме. Одна за другой гремели шумные хозяйственно-политические кампании посевных, уборочных, зимовок, без которых, вероятно, колхозники и скот перемёрли бы от идеологического истощения.»
Базаров. «Кулак и агроГулаг»

Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.
«Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной (социалистической) собственности» («закон о 3-хколосках)

… II 1. Приравнять по своему значению имущество колхозов и кооперативов (урожай на полях, общественные запасы, скот, кооперативные склады и магазины и т.п.) к имуществу государственному и всемерно усилить охрану этого имущества от расхищения.
2. Применять в качестве меры судебной репрессии за хищение (воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества.
3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по делам о хищении колхозного и кооперативного имущества.

III 1. Повести решительную борьбу с теми противообщественными кулацко-капиталистическими элементами, которые применяют насилия и угрозы или проповедуют применение насилия и угроз к колхозникам с целью заставить последних выйти из колхоза, с целью насильственного разрушения колхоза. Приравнять эти преступления к государственным преступлениям.
2. Применять в качестве меры судебной репрессии по делам об охране колхозов и колхозников от насилий и угроз со стороны кулацких и других противообщественных элементов лишение свободы от 5 до 10 лет с заключением в концентрационный лагерь.
3. Не применять амнистии к преступникам, осужденным по этим делам».

А секретная инструкция к постановлению уточняла: «…В отношении кулаков, как проникших в колхоз, так и находящихся вне колхоза, организующих или принимающих участие в хищениях колхозного имущества и хлеба, применяется высшая мера наказания без послабления… В отношении трудящихся единоличников и колхозников, изобличенных в хищении колхозного имущества и хлеба, должно применяться десятилетнее лишение свободы. …В отношении председателей колхозов и членов правлений, участвующих в хищениях государственного и общественного имущества, необходимо применять высшую меру наказания и лишь при смягчающих вину обстоятельствах – десятилетнее лишение свободы».

А итогом были многочисленные выездные показательные суды и устрашающе суровые судебные приговоры. Но обстановка бесхозяйственности, безответственности и разгильдяйства, царившая во многих колхозах, ощущение колхозников, что колхозное – это не моё, а также нужда, полуголодное существование из-за ничтожной оплаты труда создавали благодатную почву для хищений, и они продолжали носить массовый характер. Закон был отменён только в 1947 г.

Голодуха продолжалась и в 1933, и в 1934 годах, о чём свидетельствуют высказывания крестьян и колхозников, зафиксированные чекистами:
«В некоторых колхозах, где наиболее остро ощущаются продзатрудне¬ния и под влиянием антисоветской агитации кулачества среди отдельных колхозни¬ков отмечаются упаднические настроения и недовольство соввластью.
«Дальше жить так невыносимо. Не только хлеба, даже мякины нет. Через неделю детей своих повешу, тогда самое посадят и будет лучше. В тюрьме хоть 400 г хлеба все же будут давать. Нечего больше делать, жалко смотреть на детей, как они страдают» (беднячка Баландина).

Читаешь такие документы и думаешь: уж очень похожи устанавливаемые в колхозах порядки на лагерную зону. Всё по команде сверху, из района – в 5 утра на работу и до 9 вечера вкалывать по 13 часов в день, с ранней весны до поздней осени без выходных за «палочки»-трудодни; председателя колхоза подбирают в райкоме партии и навязывают колхозникам так, что невозможно отказаться; ни пенсий, ни оплачиваемых отпусков, ни пособий по больничным листкам; сменить место жительства, уехать из деревни почти невозможно, так как деревенским людишкам паспорта не положены, а без него в другом месте не пропишут и на работу не примут; чтоб даже временно выехать из деревни в другой р-н или область в гости к родне, надо испросить разрешение председателя с/совета и справку-удостоверение личности.
Короче, сиди, как на цепи, в своей колхозной будке, работай за «палочки»-трудодни. Твоя основная функция и жизненное предназначение – выполнять планы партии по увеличению производства сельхозпродукции и сдаче её государству.

Дети колхозников, достигшие возраста 16 лет, автоматически зачислялись в колхоз независимо от их желания, и уехать из деревни они могли, только получив справку из сельсовета или от председателя колхоза, а им, сельским властям, такие справки выдавать было запрещено…- ну чем не лагерная зона? Не хватает только «колючки» вокруг деревни да часовых с овчарками.
Да на зоне в чём-то даже лучше: какая-никакая, но пайка гарантирована; а что получит колхозник по итогам года на трудодни – неизвестно, может быть ноль целых ноль десятых…Ведь в первую очередь надо колхозу выполнить преподанный сверху план сдачи хлеба и ещё много чего государству, возвратить семенную и продовольственную ссуды, выплатить натуроплату МТС за работу техники, засыпать семена под сев следующего года, засыпать страховой фонд и только потом, колхознички, можете делить доход колхоза – то, что от него останется…
Доход и благополучие колхоза, доход и материальное благополучие колхозников зависели не от того, насколько старательно и добросовестно трудятся колхозники и умело руководят делами председатель и правление, а от того, сколько государство оставит колхозу колхозной продукции. А оставались крохи, а то и ничего не оставалось: «А вы, Марь Ванна, что вам на трудодни причитается, уже в течение года авансом получили».
Хлеб, выращенный нелёгким трудом, хлеборобу не принадлежал, ему принадлежали только трудовые мозоли…

С середины 30-х годов острота колхозных проблем немного смягчилась: происходило организационно-хозяйственное укрепление колхозов, в колхозах всё больше стало работать тракторов, комбайнов, другой техники (которая колхозам не принадлежала и которой сами колхозники распоряжаться не могли), случилось несколько урожайных лет. Однако бесправие колхозников, бедность, произвол властей, тяжёлый ручной труд за трудодни, прикреплённость к колхозу, бесхозяйственность, изъятие государством продукции за бесценок и другие проблемы остались…